10:42 Не упустил выгодное предложение и поменял надоевшее умение «трезвый взгляд» на модный навык «повышенная кавайность» того же уровня бесплатно! Ай да сервис у них сегодня.

Зря это он в кавайность ударился. Ну да ладно, чем бы тупаё не тешилось, лишь бы не изменяло :3

В остальном после серии про евреев отключили воду. Хммм. Хмм.
*уполз на почту*

@темы: убей принцессу - спаси дракона!

---

Я по ним всем очень-очень скучаю, на самом деле. Хоть пересматривай Т__Т
Кто не в курсе - это Ями Бакура и именно он у меня почти на всех аватарах. А ещё он охуенный :3

@темы: китайские порномультеги

---

Это слишком прекрасно, чтобы потеряться в дебрях личной переписки!

Третий глагол

У слов есть одна потрясающая особенность – попадать в душу и оставаться там навсегда. Небрежно брошенные или же наоборот, тщательно подобранные, слова падают в самые отдаленные уголки, покрываются слоем пыли и время от времени напоминают о себе. Слова могут нас пачкать, оставлять маслянистые и совершенно неоттираемые отпечатки… Они раздражают, разбавляют каким-то необъяснимым образом нашу радость, выливаясь в депрессию и грусть. Представьте себе белоснежные нотные листы, которые при помощи таланта, усердия и необыкновенной гармонии Вивальди, заставляют ваше сознание сливаться с этой гармонией… Ваши руки касаются клавиш, а глаза стараются не замечать карандашные пометки, поставленные чьей-то рукой. Вы сыграете мелодию до конца, но пометки останутся на листах, и даже самые настойчивые попытки (удачные или нет – зависит от ластика) не сотрут их из вашей памяти.
Я не верю людям, которые утверждают будто тут же избавляются от ненужных слов – комкают их, выбрасывают в урну, жгут, рвут или пытаются трансформировать их в нечто иное. Лежат же на наших балконах годами груды хлама, которые мы не в состоянии даже передвинуть…коробки, тряпки, лыжи, велосипеды, тазики, холодильники (и такое бывает) – словом все то, чему мы так преданны и что оберегает наш покой. Вот как-то так. Ящики со словами – у кого-то они четко пронумерованы и разложены в определенной последовательности, у кого-то царит пресловутый «творческий беспорядок», которым все чаще пытаются сейчас обозначить обыкновенную лень – мы вот точно так же бережем, холим и лелеем…дело только в том, что со временем ничего не остается от нас самих. Ящики заполняют все свободное пространство и вырываются из наших ртов, перемещаясь в души других. Наша обида, дочиста сгнив и испарившись, через поцелуи и клятвы растворяется в крови другого. Гнев, выстреливший в ссоре, падает и разбивается на тысячи осколков, клеймя его душу. Раздражение, зависть, боль, гордость и страх каждый день переливаются из кувшина в стакан, из бочки в бутылку, из души в душу.
Есть слово, которое не подчиняется этому правилу. Его можно найти в любом из ящиков, как находится совершенно случайно во время весенней уборки давно забытая, но все так же милая сердцу вещь. Вот вы находите старого клоуна с потрепанными рыжими волосами и оторванным башмаком в ящике с линялыми блузами и клетчатыми затертыми сумками, и все – вы в плену у старой игрушки, ее пластмассовые ручки не отпускают вас, вы плачете, смеетесь, негодуете и удивляетесь, и все это накрывает вас и некуда убежать с тесного пыльного балкона…
С любовью всегда так.

(с) Юлия Николаевна (с её разрешения, есличо)

@темы: сюда сморкались, real... life?, уняня

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Так, Змий проплачен. Метровые парики (2 шт. путаться же будут, суки) заказаны (ах, вах, именно такие, как я хотел. Теперь осталось верить в скорость китайских мастеров и качество их изделий).
Чай тоже оплатил.
Осталось только придумать, что б такое продать, чтоб дожить до конца месяца, лол.
Теперь ещё долги отдать и я няша. Фуух.

@темы: real... life?, Чингачгук - Большой Шланг

---

Написал фразу в дневник. Вот она. (с) Годвилль

Так-то!

@темы: карманные глюки, сюда сморкались, убей принцессу - спаси дракона!

---

Ох, вах, чего тут мне написали прекрасное!

24.09.2013 в 01:49

Пишет  Псих/оз/:

Письма.

Самое светлое - что есть в моей жизни - это ты.
То, что согревает холодными осенними вечерами лучше чая - это ты.
Моя самая сильная эмоция вызвана тоже - тобой.
Не зависимо с кем и где ты будешь, знай, ты всегда будешь жить для меня в моей груди.
Вместо сердца.
Ведь ты - моё сердце.

Письма.

Знаешь, мама, она – мой воздух.
Да, всё верно: порой задыхаюсь, порой не могу….. не могу надышаться.
Её тонкие пальцы – как нити надежды, за них держаться
равносильно полёту. И знаешь, а я – срываюсь.

Помнишь, мама, ты в детстве меня обнимала. Я жду от неё объятий.
Жду до дрожи в коленках. Это, правда, смешно и столь же сладко.
Это знаешь, как тайно, почти украдкой
раздевать донага, целовать, не касаясь кожи, не снимая платья.

Тише, мама, не стоит заламывать руки.
Я люблю её. Веришь? И это не сломишь как первый декабрьский лёд.
Это, мама, страшнее огня, ведь не только жжёт,
а сжигает до пепла, но это уже не страшно, ведь она… она его – соберёт.

Ты прости меня, мам, за письмо. Я его не отправлю.
Я тебе позвоню, и скажу в двух словах: всё о-кей.
По учёбе - не плохо, друзья – хороши, а о ней
…а о ней – умолчу… я её для себя оставлю.

Знаешь, мама, а я полюбила ,… а я полюбила
…девушку…
…полюбила… люблю…
Безгранично
и так заветно.
Я бы отдала всё, лишь бы не было /без/ответно…
…только, кажется, мама, мне - нечего отдавать…

Веришь, мама, а я полюбила… девушку…


пс. Навеяно "письмом" Шляпника.

20-22/09/2013

© Fenix Nef/86

ппс. да.. именно этаааа песня... именно она... еле её залила)))


ф.н.

@темы: яюх, фотге, стихи

---

Как оказалось тяжело приехать сюда. Очень. Просто очень.

Оказывается, здесь ремонт, перестановка, новая мебель и куча всего. То-то муттер ныл, что денег нет. А ещё здесь мне не рады. Да я и сам не очень-то рад.

Мне пох, что здесь нет субтитров, сам я перевод знаю.



Зато я привезу Брайана, оленя, Соню и Эрику :3 Только за ними и ехал, чтоуж. И кучу их шмоток. И всяких прочих штук. Кому чего обещал?

@темы: китайские порномультеги, real... life?, клип

---

Так, господамы, пока я тут сваливаю домой и до банка доползу только в понедельник, а у меня заканчивается чай и достало, что в любимом магазине продавцы не могу сказать, где у них молочный, а где жешьшеневый унлун, хочу к китайцам напрямую. В крестовый поход! За чаем.
Вот такой вот магазин нарыл. Ещё такой и такой. Выбирайте.
Кому-то что-то оттуда надоть? Там есть матча и прочие вкусности.

Картинка для красоты:

запись создана: 19.09.2013 в 13:30

@темы: фотге, прочее тварчество, real... life?, кто не пьёт цяй, тот цьмо! (с)

---

Неожиданно в точку

Итак, чтоб изготовить подобие сердца, увлечённый тобой мастер (ну или мастерица) взяли бы… Александрит

Самый изменчивый. Тёмно-зелёный днём, красно-фиолетовый вечером. Царственный, но непостоянный. Чудо сговорчивости и гений эмпатии. Подчиняющий незаметно. Роскошный актёр, умеющий исполнять самые сокровенные желания. Полюбивший тебя вскоре заметит, что любит теперь заброшенные театры, тяжёлый шёлк, вальсы и летние вечера, намёки, недоговорки и запах вербены. С тобой не соскучишься. Твои маски превосходят друг друга. Ты вызываешь восхищение, зависть и лёгкие опасения у самых проницательных. А ещё вызываешь на откровенность – и редко кто об этом жалеет. Даришь мечты играючи и искренне радуешься, исполняя чужое заветное. Одна беда у любящих тебя – никогда до конца не быть уверенными, с тобой ли настоящим имеют дело…

Пройти тест

@темы: уняня

---

И тут ВНЕЗАПНО:
 Безумный паяц, добро пожаловать! У меня здесь зашкаливает бредогенерация, китайские порномультики и сиськи.
Располагайтесь :3

@темы: арт, уняня

---

Пока с недосказками застой, родилась одна идея. Не знаю, выйдет ли из неё что-то толковое и продолжится ли она вообще. Но пока... пока есть одно письмо, которое не письмо. Про себя я их прозвал "недописьмами", но оно как-то не звучит нихуя.
Это письма ни от кого и никому. Они просто есть в моей голове. И мы с моими личностями решили, что их надо записать. Хоть одно из них.

Вы точно хотите читать дальше? Там атата!

Если уж вы сюда влезли и собираетесь это читать - включите музыку, будьте няшами, она здесь не просто так. Алсо читать медленно, с паузами после каждой точки. И чем дальше, тем больше паузы.

Прослушать или скачать Wolf larson If i be wrong бесплатно на Простоплеер

Здравствуй, мама.

Знаешь, у нас дождь и осень. Пахнет мхом и весной почему-то. Я нормально: разобрала вещи, обжилась, как всегда забываю писать. Ты прости меня. Это нервное.
Здесь очень светло и красиво. Большие окна, много света, пахнет сосной. Всё деревянное и очень уютное. И совершенно волшебно читается в кресле у окна. В университете всё хорошо, правда, наш преподаватель истории уверен, что мы присутствовали во время всех важных исторических событий и всё время задаёт вопросы вроде "Какого цвета был галстук у Линкольна в этот день столько-то лет назад?". Но это ничего, мы решили, что он так шутит. А так ничего, очень интересно, хотя и почти нет свободного времени.
Познакомилась уже со всеми. Особенно сдружились с ребятами из Швейцарии. Они мне очень помогают и мы вместе решили снимать большой чердак в старом доме. Разделили его на комнаты и заселились. Очень тихо и спокойно. Мы помогаем друг другу с учёбой. Обсуждаем книги, а иногда просто собираемся все вместе и едем куда-то за город. Устраиваем пикник.

Знаешь, мама... я полюбила девочку. Она часто приходит ко мне и читает в кресле у окна. А я просто стою и смотрю на неё. И не могу отвести взгляд. Это как волшебство. Только прекраснее.
Иногда она разрешает мне расчесать её волосы, пока она читает. Я любуюсь игрой света в её волосах. Её пальцами на пожелтевших страницах книги. Её плечами под моим пледом. И забываю обо всём. Растворяюсь. Время останавливается. И я хочу, чтобы оно остановилось навсегда. И мы так и застыли в янтарном свете заходящего солнца.
Ох, мама, я знаю, что ты можешь на это сказать. Мне всё равно. Знаешь, мама, я полюбила девочку. И я не исправлюсь и не одумаюсь. Мне нечего исправлять и нечего передумывать. Я просто люблю.

@музыка: Fun Fair - Peter Pain

@темы: яюх, прочее тварчество

---

Продолжая тему отношения к женщинам

и равенства.
Во-первых, дамы, специально для вас: первая в мире женская РУЧКА! Знание инглиша очень приветствуется, ибо это вин нереальный!



И запить всё это этим вот:

@темы: всё для понта, всё ради лулзов!, real... life?, клип

---

А я, оказывается, красиво проебу не только Ночь сказок, но и Джем с Кошкой-Сашкой.
Не судьба, чоуж.

Больно? Больно! Но ты молчи...

Я бы рад был не пить, но трезвым здесь тесно, в этом грёбанном мире лишь ленивый не пьёт (с) Янка


Прослушать или скачать Янка Дягилева Протест бесплатно на Простоплеер

Рано утром вернётся моя крыша на место, а похмельный синдром её гвоздями прибьёт (с) она же

@темы: сюда сморкались, real... life?, Трандуил, ты пьян, иди в Дориат (с)

---

Новые наушники. Прекрасная барышня в магазине, рассыпавшаяся в комплиментах моей изобретательности.
Четыре... а нет, пять литров пива...
Арбуз.
Зачем мне, блядь, арбуз?!!
Мелкий, тащи сюда свою задницу, дальше пить будем, у нас еще литр пива и поллитра виски.

Ох, простите меня, идеальные люди, идите на хуй. Мне не по пути с вами.
В конце-концов меня вон на улице не узнают. Те, с кем договорились встретиться и общаемся не первый год *снимает парик, линзы, накладные ресницы и челюсть*. Атата, Торин, не продам лося. Так и знай :3
Спасибо тебе.

Грустно, оказывается, в этой чёртовой жизни быть эльфом. Старым-старым эльфом, чёрт возьми. Хотя я скоро буду на лича больше похож, что ж такое-то? Пиво, куда ты деваешься? Почему я до сих пор скелет чёртов?!! Слепой патамушта?
Впрочем, ладно, у нас есть литр пива, поллитра виски, арбуз (бля, арбуз, зачем ты здесь?!!) и новая кружка, которую надо обмыть. Чем и займёмся. Извините, кому-чего не ответил. Завтра всё.

Ну и...


Прослушать или скачать Джем Слуга любви бесплатно на Простоплеер

@темы: Трандуил, ты пьян, иди в Дориат (с)

---

Нуачо? Мне тоже очень надо!

17.09.2013 в 09:02

Пишет  Шут обыкновенный:

Ладно, идите все в жопу. Мне надо!

Эта картинка облетела весь интернет! Говорят когда глядя на нее загадываешь желание, оно непременно сбудется через 2-3 дня. Не верите? У меня сбылось. Возьми к себе и попробуй сам!



Дополнение:
Картинка работает. Я удивилась, но она активно работает!!!
Вот только весьма своеобразно, надо сказать. Подумала, и решила, что ей мешает тег "море"....Может, не будучи скрытой от Мироздания, ее эффект станет более наглядным и действенным? И на вожделенную недвижимость средства найдутся более реальные....

@темы: фотге, уняня

---

23:11 С криком «Дорогу гвардейцам гасконским!» без очереди попал на приём к психиатру.
23:21 Санитары предупредили, что вокруг одни ненормальные, и спрятали меня в отдельной палате.

*ворчит*
Безымянный палец на правой руке, ты к деньгам чешешься, али ещё к чему?
*задумался*

@темы: карманные глюки, убей принцессу - спаси дракона!

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

The Outsider

Давно хотел повесить именно этот рассказ, ибо. Ну вот и вешаю, собсно.
Эта запись должна быть поднята!

Говард Лавкрафт. Изгой

Несчастен тот, кому воспоминания о детских годах приносят лишь страх и печаль. Жалок тот, кто, оглядываясь, видит позади лишь нескончаемое одинокое существование в огромных мрачных залах с драпированными темнотой стенами и рядами навевающих тоску древних книг; бесконечное бессонное ожидание чего-то - чего? - в сумеречных рощах, среди наводящих благоговейный ужас деревьев, - огромных, причудливых, оплетенных лианами, безмолвно качающих в вышине искривленными ветвями... Вот как щедро был
оделен я богами - одинокий, отвергнутый, сломленный, сдавшийся. Но отчаянно цепляюсь я даже за эти блеклые воспоминания, в них скрываюсь, бегу я мыслей о том, что случилось после...
Мне неведомо, где я появился на свет. Самое раннее мое воспоминание - этот замок, бесконечно древний и бесконечно ужасный, его бесчисленные мрачные галереи, высокие потолки, затянутые мраком и паутиной, камни полуразрушенных коридоров, покрытые мерзкой сыростью, и этот проклятый запах - будто дотлевает погребальный костер ушедших поколений. Сюда никогда не проникает свет, и я привык зажигать свечу и любоваться пламенем - ведь солнца нет и снаружи, - кошмарные деревья, поднявшиеся выше башен, заслоняют его. Одна лишь черная башня вздымается над лесом, уходя вершиной в неизвестность распахнутого неба. Но башня эта сильно разрушена и подняться на нее почти невозможно, - разве что карабкаться, уступ за уступом, по отвесной стене.
Не знаю, сколько лет провел я здесь. Я не ощущаю течения времени. Кто-то заботился обо мне, но я не видел ни одного живого существа, кроме крыс, пауков и летучих мышей. Тот, кто растил меня, видимо, был ужасающе стар, ибо мое самое первое представление о человеческом существе - нечто перекошенное, ссохшееся, захиревшее, как этот замок.
Для меня были привычны кости и скелеты, наполнявшие каменные склепы глубоко под землей, среди глыб фундамента. Для моего изуродованного воображения они были реальней живых существ, чьи образы я находил на цветных рисунках в древних замшелых книгах, - тех книгах, благодаря которым я знаю все, что я знаю. У меня не было учителей, меня никто не подгонял и не наставлял; все эти годы я не слышал звуков человеческого голоса - даже собственного. Мне не приходило в голову читать вслух.
В замке не было зеркал, и я представлял себя похожим на портреты молодых людей из книг. Я ощущал себя молодым, ведь я так мало помнил.
Я перебирался через ров с гниющей водой и шел в лес, где под темными безмолвными деревьями грезил о том, что прочел в книгах. Я представлял себя в гуще веселых толп, в том солнечном мире, что лежит за бесконечным лесом.
Я пытался вырваться отсюда, но стоило мне отойти от замка, как сумерки сгущались, ужас пропитывал воздух, и я опрометью бросался назад, страшась заблудиться в немых лабиринтах теней.
В этом нескончаемом полумраке я жил, мечтал и надеялся - сам не зная на что. И когда, истомленный сумрачным одиночеством, я не смог больше сдерживать исступленного стремления к свету, я простер руки к одинокой черной полуразрушенной башне, вздымающейся в неведомое небо. Я решился взобраться на башню, даже рискуя разбиться - лучше увидеть небо и погибнуть, чем существовать в вечной тьме.
В сырой полумгле я взобрался по древним выщербленным ступеням, а после продолжил свой безумный подъем, цепляясь за мельчайшие выступы в стене. Ужасной и зловещей была эта черная мертвенная развалина, полная бесшумно парящих нетопырей.
Но неизмеримо более ужасна была незыблемость мрака, и озноб сжимал меня леденящей хваткой древних заплесневелых стен.
Дрожа, не смея поднять глаза, я терзался догадками о том, почему не становится светлее. Неужели внезапно опустилась ночь? Свободной рукой я стал шарить в поисках оконной амбразуры, чтобы посмотреть, как высоко я взобрался.
И тут, слепо ползущий по вогнутому своду над пропастью, я коснулся головой твердой поверхности. Должно быть, я достиг кровли, или, по крайней мере, пола следующего яруса. Свободной рукой я ощупал каменную и непреодолимую преграду, опиравшуюся на выступы сырой стены, но вот под моей судорожно ищущей рукой камень чуть подался - и я рванулся вверх, пытаясь поднять плиту головой.
Я думал, что мое восхождение закончено - ведь наверняка это пол наблюдательной площадки. Я выбрался наверх через люк, стараясь не дать упасть тяжелой крышке, но не сумел. Было все так же темно. Я лежал в изнеможении на каменном полу, слыша зловещее эхо захлопнувшегося люка. Мне оставалось надеяться, что я смогу его открыть, когда это понадобится.
Я был уверен, что поднялся уже на огромную высоту, гораздо выше проклятого леса, и я заставил себя встать с пола и принялся наощупь искать окно, чтобы увидеть, наконец, то небо, те звезды и луну, о которых так долго мечтал. Но меня ждало горькое разочарование: вокруг были только бесконечные мраморные полки, уставленные разнообразными ящиками. Какие древние секреты могли таиться здесь в вышине, отрезанные от земли жуткой пропастью времени? И тут я наткнулся на дверной проем с каменным порталом,
покрытым странной грубой резьбой. Собрав остатки сил, я открыл тяжелую дверь - и безмерный восторг охватил меня: сквозь железную узорную решетку, к которой вел короткий пролет каменной лестницы, светила полная луна во всем своем спокойном блеске, луна, образ которой я лелеял в мечтах, в тех смутных видениях, которые не смею назвать воспоминаниями.
Я бросился вверх по ступенькам, но вдруг луна скрылась за облаком. В наступившей тьме я споткнулся и замедлил шаги. Наощупь я добрался до решетки. Она была не заперта, но я не решился идти дальше, боясь сорваться вниз.
И тут вышла луна.
Никогда прежде я не испытывал такого чудовищного потрясения, такого внезапного и беспредельного ужаса, как в этот миг, когда непостижимое открылось моему взору. Не было головокружительной высоты и расстилающегося внизу бесконечного леса. Вокруг была _т_в_е_р_д_а_я п_о_в_е_р_х_н_о_с_т_ь_. Со всех сторон виднелись мраморные плиты и колонны, невдалеке стояла древняя каменная часовня с призрачно мерцающим в свете луны полуразрушенным шпилем.
Я открыл решетку и, пошатываясь, ступил на посыпанную гравием дорожку. Мой разум, бесконечно ошеломленный и обескураженный, все так же неистово рвался к свету, и даже такое невероятное чудо не могло сбить меня с пути. Я не знал, и не желал знать, что происходит со мной, что это - безумие, сон или колдовство, но я желал любой ценой насладиться великолепием и блеском нового мира. Я не знал, кто я, что я, откуда я, но, идя вперед, я вдруг стал ощущать что-то вроде скрытой доселе памяти,
благодаря которой мой путь не всегда определял случай. Я миновал плиты и колонны и через арку вышел на луг, где лишь замшелые камни указывали на проходившую здесь некогда дорогу; я переплыл быструю реку в том месте, где только древние развалины напоминали о давно исчезнувшем мосте.
И вот, наконец, я вышел к древнему, увитому плющом замку, стоящему посреди запущенного парка, - до безумия знакомому и ошеломляюще непривычному. Я узнал заполненный водой ров, несколько знакомых мне башен исчезли, а к замку было пристроено новое крыло - как будто бы специально для того, чтобы смутить прежнего обитателя. Но мой восхищенный взор был уже прикован к распахнутым окнам, сияющим ярким светом, к рвущимся наружу звукам буйного веселья. Заглянув в окно, я увидел компанию странно одетых людей, весело болтающих друг с другом. Я никогда не слышал человеческой речи и мог только смутно догадываться, о чем идет разговор. Лица некоторых из них будили во мне отзвуки давно забытых воспоминаний, другие были совершенно незнакомы.
И я шагнул через низкое окно в блистающую огнями залу, сделал шаг от мгновенного проблеска надежды к черной судороге безысходности и отчаяния. Праздник превратился в кошмар. Мое появление произвело такое впечатление, какого я никак не ожидал. Едва я переступил через подоконник, как мгновенный, безграничный, чудовищный ужас обрушился на них, исказил их лица, вырвал крик из каждой груди. Началось паническое бегство, некоторые упали в обморок и их уволокли обезумевшие приятели. Многие, закрыв лицо руками, слепо и беспомощно метались, ища спасения, натыкаясь на стены и сбивая мебель, пока не находили выход.
Я стоял в залитой светом опустевшей зале, прислушиваясь к затихающим воплям, и с содроганием думал о невидимом ужасе, затаившемся где-то рядом. На первый взгляд, комната была совершенно пуста, но когда я двинулся к одному из альковов, мне почудилось слабое движение где-то за золоченой аркой дверного проема. Зайдя в альков, я ясно ощутил чье-то присутствие, и первый и последний звук, вырвавшейся из моей груди - ужасный вой, почти столь же омерзительный, как и то, что его вызвало: освещенное пугающе
ярким светом неописуемое, невообразимое, невероятное чудовище, одним своим видом превратившее веселую компанию в толпу полупомешанных.
Я не решаюсь даже описать его - это была смесь всего самого жуткого и отвратительного, демонический призрак древности, разрухи и одиночества, невиданное доселе грязное промокшее привидение, обнажившаяся тайна - из тех, какие милосердная природа старается упрятать поглубже. Видит бог, это было существо не нашего мира, - или, по крайней мере, уже не нашего, - но, к моему ужасу, я улавливал в его изъеденных временем чертах злобную, отвратительную пародию на человеческий образ.
Мне не хватило сил даже на слабую попытку к бегству, запоздалую и бессильную перед сковавшими меня чарами безмолвного безымянного монстра. Словно заколдованный мерзким неотрывным взглядом его безжизненных глаз, я был не в силах даже зажмуриться и мог лишь благодарить милосердные слезы, размывавшие очертания страшного существа. Я хотел было поднять руку, чтобы закрыться от его взгляда, но и это мне не удалось: я потерял равновесие, шагнул вперед, чтобы не упасть, и тут ощутил, что жуткая тварь совсем рядом. Мне казалось, что я слышу ее мерзкое дыхание. Обезумев от ужаса, я выбросил вперед руку, защищаясь от зловонного призрака, и мироздание дрогнуло, сотрясаемое судорогой омерзения, когда мои пальцы к_о_с_н_у_л_и_с_ь_ протянувшейся ко мне лапы чудовища, стоящего за золоченой аркой...
Не я вскрикнул, но все демоны ада, мчащиеся на оседланных ночных ветрах, диким воплем стронули лавину разрушительных воспоминаний, рухнувшую на меня. Теперь я знал все. Я помнил, что было со мной до того, как я очутился в мрачном замке, окруженном лесом, я знал, в чьем изменившемся жилище я нахожусь, и я знал самое ужасное - я узнал то безобразное чудовище, что злобно пялилось на меня, когда я отдергивал запятнанные пальцы от его руки.
Но есть в мире не только горечь, но и бальзам, и для меня этот бальзам - забвение. В непереносимом ужасе этого мгновения я забыл все потрясшее меня, и вспышку страшных воспоминаний поглотил хаос мелькающих видений. И вот я уже бегу прочь от громады чуждого замка, беззвучно мчусь в лунном свете. Вот часовня, мраморные плиты и колонны, я спускаюсь по ступенькам и пытаюсь открыть каменный люк, но он недвижим; я не огорчен, я давно ненавижу замок заодно с деревьями. Теперь я летаю в ночных ветрах вместе с демонами, а днем играю в катакомбах Нефен-Ка в потаенной долине Хадата у берегов Нила. Я знаю, что свет - не для меня, разве что лунный свет на каменных надгробьях Неб. Я не создан для веселья, для меня лишь празднества Нитокриса под Великой Пирамидой; но в моей вновь обретенной свободе одиночества я почти рад горечи отчуждения.
Ведь несмотря на сладость забвения, мне не дано забыть, что я изгой; я чужой в этом столетии, среди тех, которые зовутся людьми. Я помню это с тех пор, как протянул пальцы к этой мерзости в богато позолоченной раме, протянул пальцы и коснулся холодной неподатливой поверхности полированного стекла.

отсюда, на перевод особо не смотрел, сам читал в оригинале ибо.

оригинал

Unhappy is he to whom the memories of childhood bring only fear and sadness. Wretched is he who looks back upon lone hours in vast and dismal chambers with brown hangings and maddening rows of antique books, or upon awed watches in twilight groves of grotesque, gigantic, and vine-encumbered trees that silently wave twisted branches far aloft. Such a lot the gods gave to me - to me, the dazed, the disappointed; the barren, the broken. And yet I am strangely content and cling desperately to those sere memories, when my mind momentarily threatens to reach beyond to the other.
I know not where I was born, save that the castle was infinitely old and infinitely horrible, full of dark passages and having high ceilings where the eye could find only cobwebs and shadows. The stones in the crumbling corridors seemed always hideously damp, and there was an accursed smell everywhere, as of the piled-up corpses of dead generations. It was never light, so that I used sometimes to light candles and gaze steadily at them for relief, nor was there any sun outdoors, since the terrible trees grew high above the topmost accessible tower. There was one black tower which reached above the trees into the unknown outer sky, but that was partly ruined and could not be ascended save by a well-nigh impossible climb up the sheer wall, stone by stone.

I must have lived years in this place, but I cannot measure the time. Beings must have cared for my needs, yet I cannot recall any person except myself, or anything alive but the noiseless rats and bats and spiders. I think that whoever nursed me must have been shockingly aged, since my first conception of a living person was that of somebody mockingly like myself, yet distorted, shrivelled, and decaying like the castle. To me there was nothing grotesque in the bones and skeletons that strewed some of the stone crypts deep down among the foundations. I fantastically associated these things with everyday events, and thought them more natural than the coloured pictures of living beings which I found in many of the mouldy books. From such books I learned all that I know. No teacher urged or guided me, and I do not recall hearing any human voice in all those years - not even my own; for although I had read of speech, I had never thought to try to speak aloud. My aspect was a matter equally unthought of, for there were no mirrors in the castle, and I merely regarded myself by instinct as akin to the youthful figures I saw drawn and painted in the books. I felt conscious of youth because I remembered so little.

Outside, across the putrid moat and under the dark mute trees, I would often lie and dream for hours about what I read in the books; and would longingly picture myself amidst gay crowds in the sunny world beyond the endless forests. Once I tried to escape from the forest, but as I went farther from the castle the shade grew denser and the air more filled with brooding fear; so that I ran frantically back lest I lose my way in a labyrinth of nighted silence.

So through endless twilights I dreamed and waited, though I knew not what I waited for. Then in the shadowy solitude my longing for light grew so frantic that I could rest no more, and I lifted entreating hands to the single black ruined tower that reached above the forest into the unknown outer sky. And at last I resolved to scale that tower, fall though I might; since it were better to glimpse the sky and perish, than to live without ever beholding day.

In the dank twilight I climbed the worn and aged stone stairs till I reached the level where they ceased, and thereafter clung perilously to small footholds leading upward. Ghastly and terrible was that dead, stairless cylinder of rock; black, ruined, and deserted, and sinister with startled bats whose wings made no noise. But more ghastly and terrible still was the slowness of my progress; for climb as I might, the darkness overhead grew no thinner, and a new chill as of haunted and venerable mould assailed me. I shivered as I wondered why I did not reach the light, and would have looked down had I dared. I fancied that night had come suddenly upon me, and vainly groped with one free hand for a window embrasure, that I might peer out and above, and try to judge the height I had once attained.

All at once, after an infinity of awesome, sightless, crawling up that concave and desperate precipice, I felt my head touch a solid thing, and I knew I must have gained the roof, or at least some kind of floor. In the darkness I raised my free hand and tested the barrier, finding it stone and immovable. Then came a deadly circuit of the tower, clinging to whatever holds the slimy wall could give; till finally my testing hand found the barrier yielding, and I turned upward again, pushing the slab or door with my head as I used both hands in my fearful ascent. There was no light revealed above, and as my hands went higher I knew that my climb was for the nonce ended; since the slab was the trapdoor of an aperture leading to a level stone surface of greater circumference than the lower tower, no doubt the floor of some lofty and capacious observation chamber. I crawled through carefully, and tried to prevent the heavy slab from falling back into place, but failed in the latter attempt. As I lay exhausted on the stone floor I heard the eerie echoes of its fall, hoped when necessary to pry it up again.

Believing I was now at prodigious height, far above the accursed branches of the wood, I dragged myself up from the floor and fumbled about for windows, that I might look for the first time upon the sky, and the moon and stars of which I had read. But on every hand I was disappointed; since all that I found were vast shelves of marble, bearing odious oblong boxes of disturbing size. More and more I reflected, and wondered what hoary secrets might abide in this high apartment so many aeons cut off from the castle below. Then unexpectedly my hands came upon a doorway, where hung a portal of stone, rough with strange chiselling. Trying it, I found it locked; but with a supreme burst of strength I overcame all obstacles and dragged it open inward. As I did so there came to me the purest ecstasy I have ever known; for shining tranquilly through an ornate grating of iron, and down a short stone passageway of steps that ascended from the newly found doorway, was the radiant full moon, which I had never before seen save in dreams and in vague visions I dared not call memories.

Fancying now that I had attained the very pinnacle of the castle, I commenced to rush up the few steps beyond the door; but the sudden veiling of the moon by a cloud caused me to stumble, and I felt my way more slowly in the dark. It was still very dark when I reached the grating - which I tried carefully and found unlocked, but which I did not open for fear of falling from the amazing height to which I had climbed. Then the moon came out.

Most demoniacal of all shocks is that of the abysmally unexpected and grotesquely unbelievable. Nothing I had before undergone could compare in terror with what I now saw; with the bizarre marvels that sight implied. The sight itself was as simple as it was stupefying, for it was merely this: instead of a dizzying prospect of treetops seen from a lofty eminence, there stretched around me on the level through the grating nothing less than the solid ground, decked and diversified by marble slabs and columns, and overshadowed by an ancient stone church, whose ruined spire gleamed spectrally in the moonlight.

Half unconscious, I opened the grating and staggered out upon the white gravel path that stretched away in two directions. My mind, stunned and chaotic as it was, still held the frantic craving for light; and not even the fantastic wonder which had happened could stay my course. I neither knew nor cared whether my experience was insanity, dreaming, or magic; but was determined to gaze on brilliance and gaiety at any cost. I knew not who I was or what I was, or what my surroundings might be; though as I continued to stumble along I became conscious of a kind of fearsome latent memory that made my progress not wholly fortuitous. I passed under an arch out of that region of slabs and columns, and wandered through the open country; sometimes following the visible road, but sometimes leaving it curiously to tread across meadows where only occasional ruins bespoke the ancient presence of a forgotten road. Once I swam across a swift river where crumbling, mossy masonry told of a bridge long vanished.

Over two hours must have passed before I reached what seemed to be my goal, a venerable ivied castle in a thickly wooded park, maddeningly familiar, yet full of perplexing strangeness to me. I saw that the moat was filled in, and that some of the well-known towers were demolished, whilst new wings existed to confuse the beholder. But what I observed with chief interest and delight were the open windows - gorgeously ablaze with light and sending forth sound of the gayest revelry. Advancing to one of these I looked in and saw an oddly dressed company indeed; making merry, and speaking brightly to one another. I had never, seemingly, heard human speech before and could guess only vaguely what was said. Some of the faces seemed to hold expressions that brought up incredibly remote recollections, others were utterly alien.

I now stepped through the low window into the brilliantly lighted room, stepping as I did so from my single bright moment of hope to my blackest convulsion of despair and realization. The nightmare was quick to come, for as I entered, there occurred immediately one of the most terrifying demonstrations I had ever conceived. Scarcely had I crossed the sill when there descended upon the whole company a sudden and unheralded fear of hideous intensity, distorting every face and evoking the most horrible screams from nearly every throat. Flight was universal, and in the clamour and panic several fell in a swoon and were dragged away by their madly fleeing companions. Many covered their eyes with their hands, and plunged blindly and awkwardly in their race to escape, overturning furniture and stumbling against the walls before they managed to reach one of the many doors.

The cries were shocking; and as I stood in the brilliant apartment alone and dazed, listening to their vanishing echoes, I trembled at the thought of what might be lurking near me unseen. At a casual inspection the room seemed deserted, but when I moved towards one of the alcoves I thought I detected a presence there - a hint of motion beyond the golden-arched doorway leading to another and somewhat similar room. As I approached the arch I began to perceive the presence more clearly; and then, with the first and last sound I ever uttered - a ghastly ululation that revolted me almost as poignantly as its noxious cause - I beheld in full, frightful vividness the inconceivable, indescribable, and unmentionable monstrosity which had by its simple appearance changed a merry company to a herd of delirious fugitives.

I cannot even hint what it was like, for it was a compound of all that is unclean, uncanny, unwelcome, abnormal, and detestable. It was the ghoulish shade of decay, antiquity, and dissolution; the putrid, dripping eidolon of unwholesome revelation, the awful baring of that which the merciful earth should always hide. God knows it was not of this world - or no longer of this world - yet to my horror I saw in its eaten-away and bone-revealing outlines a leering, abhorrent travesty on the human shape; and in its mouldy, disintegrating apparel an unspeakable quality that chilled me even more.

I was almost paralysed, but not too much so to make a feeble effort towards flight; a backward stumble which failed to break the spell in which the nameless, voiceless monster held me. My eyes bewitched by the glassy orbs which stared loathsomely into them, refused to close; though they were mercifully blurred, and showed the terrible object but indistinctly after the first shock. I tried to raise my hand to shut out the sight, yet so stunned were my nerves that my arm could not fully obey my will. The attempt, however, was enough to disturb my balance; so that I had to stagger forward several steps to avoid falling. As I did so I became suddenly and agonizingly aware of the nearness of the carrion thing, whose hideous hollow breathing I half fancied I could hear. Nearly mad, I found myself yet able to throw out a hand to ward off the foetid apparition which pressed so close; when in one cataclysmic second of cosmic nightmarishness and hellish accident my fingers touched the rotting outstretched paw of the monster beneath the golden arch.

I did not shriek, but all the fiendish ghouls that ride the nightwind shrieked for me as in that same second there crashed down upon my mind a single fleeting avalanche of soul-annihilating memory. I knew in that second all that had been; I remembered beyond the frightful castle and the trees, and recognized the altered edifice in which I now stood; I recognized, most terrible of all, the unholy abomination that stood leering before me as I withdrew my sullied fingers from its own.

But in the cosmos there is balm as well as bitterness, and that balm is nepenthe. In the supreme horror of that second I forgot what had horrified me, and the burst of black memory vanished in a chaos of echoing images. In a dream I fled from that haunted and accursed pile, and ran swiftly and silently in the moonlight. When I returned to the churchyard place of marble and went down the steps I found the stone trap-door immovable; but I was not sorry, for I had hated the antique castle and the trees. Now I ride with the mocking and friendly ghouls on the night-wind, and play by day amongst the catacombs of Nephren-Ka in the sealed and unknown valley of Hadoth by the Nile. I know that light is not for me, save that of the moon over the rock tombs of Neb, nor any gaiety save the unnamed feasts of Nitokris beneath the Great Pyramid; yet in my new wildness and freedom I almost welcome the bitterness of alienage.


For although nepenthe has calmed me, I know always that I am an outsider; a stranger in this century and among those who are still men. This I have known ever since I stretched out my fingers to the abomination within that great gilded frame; stretched out my fingers and touched a cold and unyielding surface of polished glass.

запись создана: 29.04.2012 в 22:39

@темы: позади планеты всей, уняня, книжки без картинок

---

*___*

@темы: китайские порномультеги, убей принцессу - спаси дракона!, клип