It's like something out of H.P. Lovecraft, only gay (c) LK
Стащил у Kagami-san:
Суть:
В течение пяти дней осаленные постят по стихотворению на выбор. С комментариями, почему выбран именно этот стих.
Вообще стихи - это для меня отдельная тема. Я их люблю, но я к ним не то, чтобы придирчив. Скорее избирателен.
previouslyПонедельник.
Вообще здесь должен быть Навои. Но, увы и ах, в сети нет того перевода, который я знаю, а набрать по книге нет возможности. Наизусть всё не помню, увы.
Потому вот, пусть будут старые стихи Саши Бес. Самые берущие за душу. Ко вчерашнему псто. Пусть будут.
Я придумал себя,
Расписал свою жизнь по минутам
читать дальшеНо в четырнадцать лет
Время сбилось с привычного ритма
Мне привиделось вдруг,
Что я, все-таки, нужен кому-то
Что пора отложить
Пожелтевшее лезвие бритвы
Я придумал себя
Идеальным для этой эпохи
По излюбленным схемам
Меняя изгибы-детали
Но в пятнадцать меня
Потянуло на стоны и вздохи
И привычные планы
Разбились, погнулись, упали
Я придумал себя
Недоступным для многих нюансов
Но в шестнадцать
Все страхи сомнений полезли наружу
Отсидев у психолога
Восемь заумных сеансов
Я вдруг понял, что, все-таки,
Сломлен, подавлен, не нужен…
Я придумал себя…
Нет, постой, это было иначе…
Опостыло расписывать жизнь
По часам и минутам…
Я придумал _тебя_,
Я стремился к нелегкой задаче
Я ведь должен узнать
Что такое _быть нужным кому-то_…
Julber
Вторник.
Ибо завтра будет не до этого. Вообще это моя любимая поэтесса. За что в своё время я огрёб на уроке литературы (фу, как скучно, мог бы кого пооригинальней придумать!). А "Изольда" и "Песня" - это то, что я могу перечитывать долго, много, часто. Вот та особенность, из-за которой стихи Шевченко я читаю со скрипом, а её - с удовольствием. Такая, ммм, тоска, да. Всепоглощающая. Безысходность даже. Звеняще-прекрасно. Острые льдинки в самое сердце.
1
Трістан блукав по лісі,
ловив зелений шум,
хотів йому віддати
своє кохання й сум.
Та ледве де береза
лагідно зашумить,
Ізольдин голос любий
він згадує в ту мить.
Крізь віття синє небо
погляне в вишині, –
Ізольдині він очі
спогадує ясні.
З одчаю на узлісся
іде сумний Трістан,
аж там злотистим житом
лиснить розлогий лан.
Ізольду Злотокосу
Трістан і тут згадав,
упав у борозенку
і тяжко заридав.
Прийшла дівчина жати
і постать зайняла,
почула те ридання
і ближче надійшла.
Мов доля необорна,
була її краса,
і чорна, мов те горе,
була її коса.
Хороші в неї очі
і темні, мов одчай, –
хто гляне в теє пекло,
то забуває рай.
А голос у дівчини –
мов тої скрипки спів,
що викликає мертвих
на танець із гробів.
І вивела Трістана
вона з одчаю тьми
лілейними руками
та спільними слізьми.
Спитав він: «Як ти звешся,
дівчино таємна?» –
«Ізольда Білорука», –
відмовила вона.
«Се ймення – найсвятіше
в сім світі і в раю!
Ізольдо! Ох, Ізольдо!
Прийми любов мою!»
2
«Ти пестив так ніжно мене,
коханий Трістане,
а в очі так сумно дививсь,
аж серденько в’яне.
Мені ти уста цілував
і руки біленькі,
а сльози на коси мої
котились дрібненькі.
Мені ти слова промовляв
палкої любови,
чому ж вислухати не хтів
моєї розмови?»
«Ізольдо, Ізольдо моя,
в очах твоїх темних
хотів би я бачить блакить
країв понадземних!
Ізольдо, Ізольдо моя,
коли б твої коси
мінилися золотом так,
як житні покоси!
Твій голос, Ізольдо моя,
рвачкий та жагливий,
коли б він, як шелест берез,
був тихий, пестливий…»
«Не варто журитися тим,
коханий Трістане!
Хрещеная мати моя
мені те достане.
Бо мати хрещена моя,
то фея Моргана». –
«Біжи ж ти до неї мерщій,
Ізольдо кохана!»
3
«Ой матінко-феє Моргано,
зміни мені вроду мою!
Хай буду білява та ясна,
мов ангел у божім раю».
«Ох, донечко люба Ізольдо,
се ж я тобі вроду дала,
в колиску дарунок принесла,
як ти там лежала мала.
Красі твоїй, доню Ізольдо,
ніхто ще догани не дав». –
«Журлива ся темная врода,
мій милий від неї ридав.
Дай, матінко, злота й блакиту,
нехай же я буду ясна,
хай милий мені усміхнеться,
як сяя весела весна».
«Гаразд, моя доню Ізольдо,
я золота в сонця візьму,
блакиту морського позичить
попросим русалку саму».
«Навчи мене, матінко-феє,
розмови берез у гаю,
хай буде мій милий щасливий,
як дрібна пташина в маю».
«Ще краще, ніж тії берези,
шумлять веретенечка фей,
бо все наймиліше вчуває
в тім гомоні кожен з людей.
Що схочеш, коханая доню,
тобі я зміню в одну мить,
одного не зможе Моргана –
твоєї душі одмінить».
4
У темнім лісі знов Трістан
самотну терпить муку,
і жде до себе і не жде
Ізольду Білоруку.
Коли щось шурхнуло, мов птах,
з кущів струсило росу,
і враз Трістан побачив там
Ізольду Злотокосу.
Ті самі очі і коса,
та сама тиха мова…
Душа Трістана в небеса
полинути готова!
«Се ти, єдиная моя?
Се ти, моя царице?
Сюди з-за моря приплила,
кохана чарівнице?
Та як же випустив тебе
король той недоріка?
Чи ти для лицаря свого
убила чоловіка?
А де ж твій кубок золотий
і те дання уроче?
Тепер свідомо я до дна
його доп’ю охоче!
Напій кохання нам заллє
і згадку про розлуку». –
«Трістане! Ти хіба забув
Ізольду Білоруку?»
«Вона забудеться тепер,
як ночі тінь минула!» –
«Трістане! Що коли вона
про тебе не забула?»
2«Нехай вона в Єрусалим
іде на прощу боса.
Тепер до мене прибула
Ізольда Злотокоса!»
«Трістане! в тебе є гріхи,
великі, непростимі.
На їх навряд чи проща є
в святім Єрусалимі».
«З тобою, люба, я готов
іти на вічні муки!» –
«Трістане! Годі вже розмов,
поглянь мені на руки!
Згадай, кого ти посилав
сьогодні до Моргани!
Куди ж тепер мене пошлеш
загоїть в серці рани?
Хоч зникла тьма з очей моїх,
зате лягла на душу.
Ти чорний камінь там поклав, –
повік його не зрушу.
Нехай же знов моя коса
чорніє, мов жалоба!
Я сеї барви не зміню
віднині вже до гробу».
5
Трістан у недузі лежить,
ослаб, мов дитина,
не служать нічого йому
всі чари Мерліна.
А фея Урганда з-за гір
сказала лукава:
«Тут може одна помогти –
Ізольда Білява.
При тій злотокосій тебе
і смерть не поборе».
І вірного друга послав
Трістан геть за море.
І другові так наказав:
«Як згодиться мила, –
ти свій корабель наряди
у білі вітрила.
Як ні – то напни лиш одно,
велике та чорне,
хай потім у ньому мій труп
чорнява угорне…»
6
«Піди, піди на берег, Білорука,
прошу тебе, молю тебе, піди!
Там є гора висока та стрімчаста,
на неї злізь і подивись туди,
Де море хвилю гонить із півночі.
Вертайся вмить і розкажи мені,
чи не леліють білії вітрила
на видноколі в сизій далині».
І мовчки йде Ізольда Білорука
на берег моря, на високий шпиль…
Ох, щось біліє здалека на морі!
Вітрила то чи тільки піна хвиль?..
Вернулася Ізольда Білорука.
Трістан питає: «Що? Яка яса?» –
«Щось мріє там далеко у просторі». –
«Щось біле?!» – «Чорне, як моя коса».
І враз душа Трістанова порвала
ждання шнурок, що здержував її,
і злинула, мов пташка вільнокрила,
далеко у незнанії краї…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
«Ходи, ходи, Ізольдо Злотокоса!
Тебе давно Трістан твій вірний жде.
Між скелями не бійся заблудитись –
Ізольда Білорука проведе.
Іменнями посестри ми з тобою
так, як вечірня й ранішня зорі.
Чи то ж не диво, що тепер судилось
розлить нам заграву в одній порі?
Колись і я була на час-годину
такою ясною, як ти тепер». –
«Посестро, голос твій мене лякає!
Скажи по правді! Мій Трістан умер?!»
«Ізольдо Злотокоса, бог розсудить,
чий був Трістан, чи твій, чи, може, мій,
та бути з ним аж до його сконання
дісталося-таки мені самій.
Ти не привезла чорного вітрила,
не жалібна – ясна твоя краса,
та милий в гріб не ляже непокритий, –
його покриє чорная коса».
Леся Українка [21.07.1912. К[утаїс]]
Среда.
Эдуард Асадов. Это тот поэт, чьими лёгкими, простыми, глубокими и прекрасными стихами я восхищаюсь всегда. Его "Артистку" и "Дорожную встречу" я люблю цитировать очень. Они до дрожи. И, в любой другой день, я бы повесил "Встречу". Но на фоне всего происходящего я повешу этот стих. Именно этот. Нет, этот стих ни разу не о войне. Он о другом. О том, о чём забывают каждый день, каждую неделю, всю жизнь. И на этой ноте лирической хочу сказать спасибо вам всем, дорогие друзья. Что вы есть. Пожалуйста, будьте живы и здоровы, это самое главное.
Баллада о друге
Когда я слышу о дружбе твердой,
О сердце мужественном и скромном,
Я представляю не профиль гордый,
Не парус бедствия в вихре шторма,-
Я просто вижу одно окошко
В узорах пыли или мороза
И рыжеватого щуплого Лешку -
Парнишку-наладчика с "Красной Розы"...
читать дальшеДом два по Зубовскому проезду
Стоял без лепок и пышных фасадов,
И ради того, что студент Асадов
В нем жил, управдом не белил подъездов.
Ну что же - студент небольшая сошка,
Тут бог жилищный не ошибался.
Но вот для тщедушного рыжего Лешки
Я бы, наверное, постарался!
Под самой крышей, над всеми нами
Жил летчик с нелегкой судьбой своей,
С парализованными ногами,
Влюбленный в небо и голубей.
Они ему были дороже хлеба,
Всего вероятнее, потому,
Что были связными меж ним и небом
И синь высоты приносили ему.
А в доме напротив, окошко в окошко,
Меж теткой и кучей рыбацких снастей
Жил его друг - конопатый Лешка,
Красневший при девушках до ушей.
А те, на "Розе", народ языкатый.
Окружат в столовке его порой:
- Алешка, ты что же еще неженатый? -
Тот вспыхнет сразу алей заката
И брякнет: - Боюсь еще... молодой...
Шутки как шутки, и парень как парень,
Пройди - и не вспомнится никогда.
И все-таки как я ему благодарен
За что-то светлое навсегда!
Каждое утро перед работой
Он к другу бежал на его этаж,
Входил и шутя козырял пилоту:
- Лифт подан. Пожалте дышать на пляж!..
А лифта-то в доме как раз и не было.
Вот в этом и пряталась вся беда.
Лишь "бодрая юность" по лестницам бегала,
Легко, "как по нотам", туда-сюда...
А летчику просто была б хана:
Попробуй в скверик попасть к воротам!
Но лифт объявился. Не бойтесь. Вот он!
Плечи Алешкины и спина!
И бросьте дурацкие благодарности
И вздохи с неловкостью пополам!
Дружба не терпит сентиментальности,
А вы вот, спеша на работу, по крайности,
Лучше б не топали по цветам!
Итак, "лифт" подан! И вот, шагая
Медленно в утренней тишине,
Держась за перила, ступеньки считает:
Одна - вторая, одна - вторая,
Лешка с товарищем на спине...
Сто двадцать ступеней. Пять этажей.
Это любому из нас понятно.
Подобным маршрутом не раз, вероятно,
Вы шли и с гостями и без гостей.
Когда же с кладью любого сорта
Не больше пуда и то лишь раз
Случится подняться нам в дом подчас -
Мы чуть ли не мир посылаем к черту.
А тут - человек, а тут - ежедневно,
И в зной, и в холод: "Пошли, держись!"
Сто двадцать трудных, как бой, ступеней!
Сто двадцать - вверх и сто двадцать - вниз!
Вынесет друга, усадит в сквере,
Шутливо укутает потеплей,
Из клетки вытащит голубей:
- Ну все! Если что, присылай "курьера"!
"Курьер" - это кто-нибудь из ребят.
Чуть что, на фабрике объявляется:
- Алеша, Мохнач прилетел назад!
- Алеша, скорей! Гроза начинается!
А тот все знает и сам. Чутьем.
- Спасибо, курносый, ты просто гений!-
И туча не брызнет еще дождем,
А он во дворе: - Не замерз? Идем!-
И снова: ступени, ступени, ступени...
Пот градом... Перила скользят, как ужи...
На третьем чуть-чуть постоять, отдыхая.
- Алешка, брось ты!
- Сиди, не тужи!.. -
И снова ступени, как рубежи:
Одна - вторая, одна - вторая...
И так не день и не месяц только,
Так годы и годы: не три, не пять,
Трудно даже и сосчитать -
При мне только десять. А после сколько?!
Дружба, как видно, границ не знает,
Все так же упрямо стучат каблуки.
Ступеньки, ступеньки, шаги, шаги...
Одна - вторая, одна - вторая...
Ах, если вдруг сказочная рука
Сложила бы все их разом,
То лестница эта наверняка
Вершиной ушла бы за облака,
Почти не видная глазом.
И там, в космической вышине
(Представьте хоть на немножко),
С трассами спутников наравне
Стоял бы с товарищем на спине
Хороший парень Алешка!
Пускай не дарили ему цветов
И пусть не писали о нем в газете,
Да он и не ждет благодарных слов,
Он просто на помощь прийти готов,
Если плохо тебе на свете.
И если я слышу о дружбе твердой,
О сердце мужественном и скромном,
Я представляю не профиль гордый,
Не парус бедствия в вихре шторма,-
Я просто вижу одно окошко
В узорах пыли или мороза
И рыжеватого, щуплого Лешку,
Простого наладчика с "Красной Розы".."
Эдуард Асадов
Четверг.
Я всё ещё не сдался в своём желании повесить здесь стихи Алишера Навои. Но, увы, память мне изменяет, а отдельные строки, которые помню, не гуглятся нифига. Яндекс шлёт туда же. Потому хотите, я вам по памяти отрывков напишу? А я не спрашивал, тащемта. Эти стихи должны быть здесь. Просто должны.
читать дальше* * *
О кравчий, ведь всем придется выпить напиток смерти,
Так лей, помоги до срока скончаться мне от вина.
Только бессмертные могут не умирать в разлуке,
Длиннее тысячелетий минута её одна.
* * *
Запрещаете, о люди, мне безумия недуг,
Бить юродивых камнями, собираясь в дружный круг.
Сердце и душа, прощайте. Только с завтрашнего дня
Утро вечером считайте, - не прошу других услуг.
читать дальше
* * *
Свеча горела в темноте. Свеча в слезах горела,
Как будто от любви ко мне себя убить хотела.
Ночь одиночества черна. И голос кто подаст мне,
Коль соловей в саду замолк, ворона онемела?
* * *
Здесь на шумном пиру нет царей - все подвластны вину,
Выпив чашу до дна может нищий стать шейха сильней.
Где владыка - вино, там не внемлют разумным речам.
Наливай, виночерпий, и трезвые мысли развей!
Терпеливость нужна, все расставит судьба по местам.
Разве стоит роптать на судьбу и препятствовать ей?
* * *
Дай мне, кравчий, лекарство от этой незваной беды,
Расскажи в кабаках, что со мною, упившимся, сталось.
Я умру, погружусь в бесконечное море вина
И поймают меня на крючок только смерть и усталость.
* * *
И если покрыла тело плёнка засохшей крови,
Значит судьба решила превратить безумца в тюльпан.
* * *
Из крыльев моей души любовь вырывает перья,
Из слёз куёт острия и стрелы кладёт в колчан.
Но, если рай доступен, не стоит бежать из ада.
И рай ведь теряет цену, когда он задаром дан.
Алишер Навои, "Газели".
Пятница.
День последний. Стихи у Брюсова очень настроенческие. И вот этот конкретный больше всего передаёт моё нынешнее настроение и состояние. Потому он. Как одна из точек в многоточии.
В неконченом здании
Мы бродим в неконченом здании
По шатким, дрожащим лесам,
В каком-то тупом ожидании,
Не веря вечерним часам.
читать дальше
Бессвязные, странные лопасти
Нам путь отрезают... мы ждем.
Мы видим бездонные пропасти
За нашим неверным путем.
Оконные встретив пробоины,
Мы робко в пространства глядим:
Над крышами крыши надстроены,
Безмолвие, холод и дым.
Нам страшны размеры громадные
Безвестной растущей тюрьмы.
Над безднами, жалкие, жадные,
Стоим, зачарованы, мы.
Но первые плотные лестницы,
Ведущие к балкам, во мрак,
Встают как безмолвные вестницы,
Встают как таинственный знак!
Здесь будут проходы и комнаты!
Здесь стены задвинутся сплошь!
О думы упорные, вспомните!
Вы только забыли чертеж!
Свершится, что вами замыслено.
Громада до неба взойдет
И в глуби, разумно расчисленной.
Замкнет человеческий род.
И вот почему - в ожидании
Не верим мы темным часам:
Мы бродим в неконченом здании,
Мы бродим по шатким лесам!
Валерий Брюсов
Суть:
В течение пяти дней осаленные постят по стихотворению на выбор. С комментариями, почему выбран именно этот стих.
Вообще стихи - это для меня отдельная тема. Я их люблю, но я к ним не то, чтобы придирчив. Скорее избирателен.
previouslyПонедельник.
Вообще здесь должен быть Навои. Но, увы и ах, в сети нет того перевода, который я знаю, а набрать по книге нет возможности. Наизусть всё не помню, увы.
Потому вот, пусть будут старые стихи Саши Бес. Самые берущие за душу. Ко вчерашнему псто. Пусть будут.
Я придумал себя,
Расписал свою жизнь по минутам
читать дальшеНо в четырнадцать лет
Время сбилось с привычного ритма
Мне привиделось вдруг,
Что я, все-таки, нужен кому-то
Что пора отложить
Пожелтевшее лезвие бритвы
Я придумал себя
Идеальным для этой эпохи
По излюбленным схемам
Меняя изгибы-детали
Но в пятнадцать меня
Потянуло на стоны и вздохи
И привычные планы
Разбились, погнулись, упали
Я придумал себя
Недоступным для многих нюансов
Но в шестнадцать
Все страхи сомнений полезли наружу
Отсидев у психолога
Восемь заумных сеансов
Я вдруг понял, что, все-таки,
Сломлен, подавлен, не нужен…
Я придумал себя…
Нет, постой, это было иначе…
Опостыло расписывать жизнь
По часам и минутам…
Я придумал _тебя_,
Я стремился к нелегкой задаче
Я ведь должен узнать
Что такое _быть нужным кому-то_…
Julber
Вторник.
Ибо завтра будет не до этого. Вообще это моя любимая поэтесса. За что в своё время я огрёб на уроке литературы (фу, как скучно, мог бы кого пооригинальней придумать!). А "Изольда" и "Песня" - это то, что я могу перечитывать долго, много, часто. Вот та особенность, из-за которой стихи Шевченко я читаю со скрипом, а её - с удовольствием. Такая, ммм, тоска, да. Всепоглощающая. Безысходность даже. Звеняще-прекрасно. Острые льдинки в самое сердце.
1
Трістан блукав по лісі,
ловив зелений шум,
хотів йому віддати
своє кохання й сум.
Та ледве де береза
лагідно зашумить,
Ізольдин голос любий
він згадує в ту мить.
Крізь віття синє небо
погляне в вишині, –
Ізольдині він очі
спогадує ясні.
З одчаю на узлісся
іде сумний Трістан,
аж там злотистим житом
лиснить розлогий лан.
Ізольду Злотокосу
Трістан і тут згадав,
упав у борозенку
і тяжко заридав.
Прийшла дівчина жати
і постать зайняла,
почула те ридання
і ближче надійшла.
Мов доля необорна,
була її краса,
і чорна, мов те горе,
була її коса.
Хороші в неї очі
і темні, мов одчай, –
хто гляне в теє пекло,
то забуває рай.
А голос у дівчини –
мов тої скрипки спів,
що викликає мертвих
на танець із гробів.
І вивела Трістана
вона з одчаю тьми
лілейними руками
та спільними слізьми.
Спитав він: «Як ти звешся,
дівчино таємна?» –
«Ізольда Білорука», –
відмовила вона.
«Се ймення – найсвятіше
в сім світі і в раю!
Ізольдо! Ох, Ізольдо!
Прийми любов мою!»
2
«Ти пестив так ніжно мене,
коханий Трістане,
а в очі так сумно дививсь,
аж серденько в’яне.
Мені ти уста цілував
і руки біленькі,
а сльози на коси мої
котились дрібненькі.
Мені ти слова промовляв
палкої любови,
чому ж вислухати не хтів
моєї розмови?»
«Ізольдо, Ізольдо моя,
в очах твоїх темних
хотів би я бачить блакить
країв понадземних!
Ізольдо, Ізольдо моя,
коли б твої коси
мінилися золотом так,
як житні покоси!
Твій голос, Ізольдо моя,
рвачкий та жагливий,
коли б він, як шелест берез,
був тихий, пестливий…»
«Не варто журитися тим,
коханий Трістане!
Хрещеная мати моя
мені те достане.
Бо мати хрещена моя,
то фея Моргана». –
«Біжи ж ти до неї мерщій,
Ізольдо кохана!»
3
«Ой матінко-феє Моргано,
зміни мені вроду мою!
Хай буду білява та ясна,
мов ангел у божім раю».
«Ох, донечко люба Ізольдо,
се ж я тобі вроду дала,
в колиску дарунок принесла,
як ти там лежала мала.
Красі твоїй, доню Ізольдо,
ніхто ще догани не дав». –
«Журлива ся темная врода,
мій милий від неї ридав.
Дай, матінко, злота й блакиту,
нехай же я буду ясна,
хай милий мені усміхнеться,
як сяя весела весна».
«Гаразд, моя доню Ізольдо,
я золота в сонця візьму,
блакиту морського позичить
попросим русалку саму».
«Навчи мене, матінко-феє,
розмови берез у гаю,
хай буде мій милий щасливий,
як дрібна пташина в маю».
«Ще краще, ніж тії берези,
шумлять веретенечка фей,
бо все наймиліше вчуває
в тім гомоні кожен з людей.
Що схочеш, коханая доню,
тобі я зміню в одну мить,
одного не зможе Моргана –
твоєї душі одмінить».
4
У темнім лісі знов Трістан
самотну терпить муку,
і жде до себе і не жде
Ізольду Білоруку.
Коли щось шурхнуло, мов птах,
з кущів струсило росу,
і враз Трістан побачив там
Ізольду Злотокосу.
Ті самі очі і коса,
та сама тиха мова…
Душа Трістана в небеса
полинути готова!
«Се ти, єдиная моя?
Се ти, моя царице?
Сюди з-за моря приплила,
кохана чарівнице?
Та як же випустив тебе
король той недоріка?
Чи ти для лицаря свого
убила чоловіка?
А де ж твій кубок золотий
і те дання уроче?
Тепер свідомо я до дна
його доп’ю охоче!
Напій кохання нам заллє
і згадку про розлуку». –
«Трістане! Ти хіба забув
Ізольду Білоруку?»
«Вона забудеться тепер,
як ночі тінь минула!» –
«Трістане! Що коли вона
про тебе не забула?»
2«Нехай вона в Єрусалим
іде на прощу боса.
Тепер до мене прибула
Ізольда Злотокоса!»
«Трістане! в тебе є гріхи,
великі, непростимі.
На їх навряд чи проща є
в святім Єрусалимі».
«З тобою, люба, я готов
іти на вічні муки!» –
«Трістане! Годі вже розмов,
поглянь мені на руки!
Згадай, кого ти посилав
сьогодні до Моргани!
Куди ж тепер мене пошлеш
загоїть в серці рани?
Хоч зникла тьма з очей моїх,
зате лягла на душу.
Ти чорний камінь там поклав, –
повік його не зрушу.
Нехай же знов моя коса
чорніє, мов жалоба!
Я сеї барви не зміню
віднині вже до гробу».
5
Трістан у недузі лежить,
ослаб, мов дитина,
не служать нічого йому
всі чари Мерліна.
А фея Урганда з-за гір
сказала лукава:
«Тут може одна помогти –
Ізольда Білява.
При тій злотокосій тебе
і смерть не поборе».
І вірного друга послав
Трістан геть за море.
І другові так наказав:
«Як згодиться мила, –
ти свій корабель наряди
у білі вітрила.
Як ні – то напни лиш одно,
велике та чорне,
хай потім у ньому мій труп
чорнява угорне…»
6
«Піди, піди на берег, Білорука,
прошу тебе, молю тебе, піди!
Там є гора висока та стрімчаста,
на неї злізь і подивись туди,
Де море хвилю гонить із півночі.
Вертайся вмить і розкажи мені,
чи не леліють білії вітрила
на видноколі в сизій далині».
І мовчки йде Ізольда Білорука
на берег моря, на високий шпиль…
Ох, щось біліє здалека на морі!
Вітрила то чи тільки піна хвиль?..
Вернулася Ізольда Білорука.
Трістан питає: «Що? Яка яса?» –
«Щось мріє там далеко у просторі». –
«Щось біле?!» – «Чорне, як моя коса».
І враз душа Трістанова порвала
ждання шнурок, що здержував її,
і злинула, мов пташка вільнокрила,
далеко у незнанії краї…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
«Ходи, ходи, Ізольдо Злотокоса!
Тебе давно Трістан твій вірний жде.
Між скелями не бійся заблудитись –
Ізольда Білорука проведе.
Іменнями посестри ми з тобою
так, як вечірня й ранішня зорі.
Чи то ж не диво, що тепер судилось
розлить нам заграву в одній порі?
Колись і я була на час-годину
такою ясною, як ти тепер». –
«Посестро, голос твій мене лякає!
Скажи по правді! Мій Трістан умер?!»
«Ізольдо Злотокоса, бог розсудить,
чий був Трістан, чи твій, чи, може, мій,
та бути з ним аж до його сконання
дісталося-таки мені самій.
Ти не привезла чорного вітрила,
не жалібна – ясна твоя краса,
та милий в гріб не ляже непокритий, –
його покриє чорная коса».
Леся Українка [21.07.1912. К[утаїс]]
Среда.
Эдуард Асадов. Это тот поэт, чьими лёгкими, простыми, глубокими и прекрасными стихами я восхищаюсь всегда. Его "Артистку" и "Дорожную встречу" я люблю цитировать очень. Они до дрожи. И, в любой другой день, я бы повесил "Встречу". Но на фоне всего происходящего я повешу этот стих. Именно этот. Нет, этот стих ни разу не о войне. Он о другом. О том, о чём забывают каждый день, каждую неделю, всю жизнь. И на этой ноте лирической хочу сказать спасибо вам всем, дорогие друзья. Что вы есть. Пожалуйста, будьте живы и здоровы, это самое главное.
Баллада о друге
Когда я слышу о дружбе твердой,
О сердце мужественном и скромном,
Я представляю не профиль гордый,
Не парус бедствия в вихре шторма,-
Я просто вижу одно окошко
В узорах пыли или мороза
И рыжеватого щуплого Лешку -
Парнишку-наладчика с "Красной Розы"...
читать дальшеДом два по Зубовскому проезду
Стоял без лепок и пышных фасадов,
И ради того, что студент Асадов
В нем жил, управдом не белил подъездов.
Ну что же - студент небольшая сошка,
Тут бог жилищный не ошибался.
Но вот для тщедушного рыжего Лешки
Я бы, наверное, постарался!
Под самой крышей, над всеми нами
Жил летчик с нелегкой судьбой своей,
С парализованными ногами,
Влюбленный в небо и голубей.
Они ему были дороже хлеба,
Всего вероятнее, потому,
Что были связными меж ним и небом
И синь высоты приносили ему.
А в доме напротив, окошко в окошко,
Меж теткой и кучей рыбацких снастей
Жил его друг - конопатый Лешка,
Красневший при девушках до ушей.
А те, на "Розе", народ языкатый.
Окружат в столовке его порой:
- Алешка, ты что же еще неженатый? -
Тот вспыхнет сразу алей заката
И брякнет: - Боюсь еще... молодой...
Шутки как шутки, и парень как парень,
Пройди - и не вспомнится никогда.
И все-таки как я ему благодарен
За что-то светлое навсегда!
Каждое утро перед работой
Он к другу бежал на его этаж,
Входил и шутя козырял пилоту:
- Лифт подан. Пожалте дышать на пляж!..
А лифта-то в доме как раз и не было.
Вот в этом и пряталась вся беда.
Лишь "бодрая юность" по лестницам бегала,
Легко, "как по нотам", туда-сюда...
А летчику просто была б хана:
Попробуй в скверик попасть к воротам!
Но лифт объявился. Не бойтесь. Вот он!
Плечи Алешкины и спина!
И бросьте дурацкие благодарности
И вздохи с неловкостью пополам!
Дружба не терпит сентиментальности,
А вы вот, спеша на работу, по крайности,
Лучше б не топали по цветам!
Итак, "лифт" подан! И вот, шагая
Медленно в утренней тишине,
Держась за перила, ступеньки считает:
Одна - вторая, одна - вторая,
Лешка с товарищем на спине...
Сто двадцать ступеней. Пять этажей.
Это любому из нас понятно.
Подобным маршрутом не раз, вероятно,
Вы шли и с гостями и без гостей.
Когда же с кладью любого сорта
Не больше пуда и то лишь раз
Случится подняться нам в дом подчас -
Мы чуть ли не мир посылаем к черту.
А тут - человек, а тут - ежедневно,
И в зной, и в холод: "Пошли, держись!"
Сто двадцать трудных, как бой, ступеней!
Сто двадцать - вверх и сто двадцать - вниз!
Вынесет друга, усадит в сквере,
Шутливо укутает потеплей,
Из клетки вытащит голубей:
- Ну все! Если что, присылай "курьера"!
"Курьер" - это кто-нибудь из ребят.
Чуть что, на фабрике объявляется:
- Алеша, Мохнач прилетел назад!
- Алеша, скорей! Гроза начинается!
А тот все знает и сам. Чутьем.
- Спасибо, курносый, ты просто гений!-
И туча не брызнет еще дождем,
А он во дворе: - Не замерз? Идем!-
И снова: ступени, ступени, ступени...
Пот градом... Перила скользят, как ужи...
На третьем чуть-чуть постоять, отдыхая.
- Алешка, брось ты!
- Сиди, не тужи!.. -
И снова ступени, как рубежи:
Одна - вторая, одна - вторая...
И так не день и не месяц только,
Так годы и годы: не три, не пять,
Трудно даже и сосчитать -
При мне только десять. А после сколько?!
Дружба, как видно, границ не знает,
Все так же упрямо стучат каблуки.
Ступеньки, ступеньки, шаги, шаги...
Одна - вторая, одна - вторая...
Ах, если вдруг сказочная рука
Сложила бы все их разом,
То лестница эта наверняка
Вершиной ушла бы за облака,
Почти не видная глазом.
И там, в космической вышине
(Представьте хоть на немножко),
С трассами спутников наравне
Стоял бы с товарищем на спине
Хороший парень Алешка!
Пускай не дарили ему цветов
И пусть не писали о нем в газете,
Да он и не ждет благодарных слов,
Он просто на помощь прийти готов,
Если плохо тебе на свете.
И если я слышу о дружбе твердой,
О сердце мужественном и скромном,
Я представляю не профиль гордый,
Не парус бедствия в вихре шторма,-
Я просто вижу одно окошко
В узорах пыли или мороза
И рыжеватого, щуплого Лешку,
Простого наладчика с "Красной Розы".."
Эдуард Асадов
Четверг.
Я всё ещё не сдался в своём желании повесить здесь стихи Алишера Навои. Но, увы, память мне изменяет, а отдельные строки, которые помню, не гуглятся нифига. Яндекс шлёт туда же. Потому хотите, я вам по памяти отрывков напишу? А я не спрашивал, тащемта. Эти стихи должны быть здесь. Просто должны.
читать дальше* * *
О кравчий, ведь всем придется выпить напиток смерти,
Так лей, помоги до срока скончаться мне от вина.
Только бессмертные могут не умирать в разлуке,
Длиннее тысячелетий минута её одна.
* * *
Запрещаете, о люди, мне безумия недуг,
Бить юродивых камнями, собираясь в дружный круг.
Сердце и душа, прощайте. Только с завтрашнего дня
Утро вечером считайте, - не прошу других услуг.
читать дальше
* * *
Свеча горела в темноте. Свеча в слезах горела,
Как будто от любви ко мне себя убить хотела.
Ночь одиночества черна. И голос кто подаст мне,
Коль соловей в саду замолк, ворона онемела?
* * *
Здесь на шумном пиру нет царей - все подвластны вину,
Выпив чашу до дна может нищий стать шейха сильней.
Где владыка - вино, там не внемлют разумным речам.
Наливай, виночерпий, и трезвые мысли развей!
Терпеливость нужна, все расставит судьба по местам.
Разве стоит роптать на судьбу и препятствовать ей?
* * *
Дай мне, кравчий, лекарство от этой незваной беды,
Расскажи в кабаках, что со мною, упившимся, сталось.
Я умру, погружусь в бесконечное море вина
И поймают меня на крючок только смерть и усталость.
* * *
И если покрыла тело плёнка засохшей крови,
Значит судьба решила превратить безумца в тюльпан.
* * *
Из крыльев моей души любовь вырывает перья,
Из слёз куёт острия и стрелы кладёт в колчан.
Но, если рай доступен, не стоит бежать из ада.
И рай ведь теряет цену, когда он задаром дан.
Алишер Навои, "Газели".
Пятница.
День последний. Стихи у Брюсова очень настроенческие. И вот этот конкретный больше всего передаёт моё нынешнее настроение и состояние. Потому он. Как одна из точек в многоточии.
В неконченом здании
Мы бродим в неконченом здании
По шатким, дрожащим лесам,
В каком-то тупом ожидании,
Не веря вечерним часам.
читать дальше
Бессвязные, странные лопасти
Нам путь отрезают... мы ждем.
Мы видим бездонные пропасти
За нашим неверным путем.
Оконные встретив пробоины,
Мы робко в пространства глядим:
Над крышами крыши надстроены,
Безмолвие, холод и дым.
Нам страшны размеры громадные
Безвестной растущей тюрьмы.
Над безднами, жалкие, жадные,
Стоим, зачарованы, мы.
Но первые плотные лестницы,
Ведущие к балкам, во мрак,
Встают как безмолвные вестницы,
Встают как таинственный знак!
Здесь будут проходы и комнаты!
Здесь стены задвинутся сплошь!
О думы упорные, вспомните!
Вы только забыли чертеж!
Свершится, что вами замыслено.
Громада до неба взойдет
И в глуби, разумно расчисленной.
Замкнет человеческий род.
И вот почему - в ожидании
Не верим мы темным часам:
Мы бродим в неконченом здании,
Мы бродим по шатким лесам!
Валерий Брюсов