It's like something out of H.P. Lovecraft, only gay (c) LK
Плохие воспоминания похожи на паутину. Чем ближе к ним приближаешься, тем больше они опутывают тебя, чтобы никогда не отпустить.
Хорошие воспоминания похожи на пыль, которую мы пускаем себе в глаза, чтобы забыть, чтобы сделать эту чёртову паутину не такой липкой, не такой отвратительно затягивающей.
Но одно неверное движение - и ты уже там. В плотном коконе из паутины и пыли. И время замирает, превращаясь в ожидание. Безысходность и отсчёт до конца. Годы, месяцы, недели, дни, часы. Минуты, секунды. За это время яд хитрого паука по имени Память проникает глубоко внутрь. И вот уже под тонким слоем кожи, держащейся разве что на костях, только отвратительная жижа из мяса, жира, внутренних органов и говна. И хочется вспороть живот, чтобы выпустить это всё наружу, но руки связаны чёртовой паутиной.
Остаётся только блевать, чтобы спастись: от минут, которые тянутся дольше положенного; от той дряни, которая тихо булькает в такт каждой попытке освободиться; от сердца, которое, вопреки всем законам логики и анатомии, всё ещё бьётся.
Блевать собой, точно зная, что откуда-то издалека за тобой наблюдают четыре пары глаз, которые знают о тебе больше, чем ты того хочешь. И помнят больше, чем помнишь ты.
Хорошие воспоминания похожи на пыль, которую мы пускаем себе в глаза, чтобы забыть, чтобы сделать эту чёртову паутину не такой липкой, не такой отвратительно затягивающей.
Но одно неверное движение - и ты уже там. В плотном коконе из паутины и пыли. И время замирает, превращаясь в ожидание. Безысходность и отсчёт до конца. Годы, месяцы, недели, дни, часы. Минуты, секунды. За это время яд хитрого паука по имени Память проникает глубоко внутрь. И вот уже под тонким слоем кожи, держащейся разве что на костях, только отвратительная жижа из мяса, жира, внутренних органов и говна. И хочется вспороть живот, чтобы выпустить это всё наружу, но руки связаны чёртовой паутиной.
Остаётся только блевать, чтобы спастись: от минут, которые тянутся дольше положенного; от той дряни, которая тихо булькает в такт каждой попытке освободиться; от сердца, которое, вопреки всем законам логики и анатомии, всё ещё бьётся.
Блевать собой, точно зная, что откуда-то издалека за тобой наблюдают четыре пары глаз, которые знают о тебе больше, чем ты того хочешь. И помнят больше, чем помнишь ты.
